Пересмешник наблюдал за огромным количеством кошек, собравшихся в огромном помещении амбара. Большие, маленькие, тощие, коренастые, рыжие, белые, полосатые... одиночки всех размеров и мастей собрались в одном месте ради одной цели. Кот задумчиво пошевили кончиком хвоста. Со стороны он казался бесстрастной каменной статуей, и лишь глаза-сапфиры слабо фосфороцестировали в полутьме заброшенного амбара.
- О, лисий помет! - голос, произнесший эту фразу, показался одиночке до боли знакомым. "Ох... Кто пожаловал. Ну да, как я мог не подумать, что и эта дамочка здесь появится". - Неужели из всех, кого только можно было найти, именно тебя должны были поставить сюда? - в голосе кошки слышалось явное раздражение, которое заставило Пересмешника гадко ухмыльнуться. - Надеюсь, тебе хватит мозгов не дать этой сбежать.
- Уж поверь, хватит, - отозвался недольно кот, взмахнув хвостом. Вывести его из душевного равновесия непросто, и у кошки это почти получилось. Почти. Осадок от такого лестного "общения" остался, но одиночка умел не обращать внимания на глупости.
Кошка же его ответа не услышала - птицей взлетела сначала на клетку, а потом и на балку, оставив стража наедине с пленницей и самим собой.
Устроившись на полу, близко к клетке, но так, чтобы его скрывала тень и пленная целительница не могла его видеть, одиночка свернулся в тугой меховой клубок, несколько закрывая проход для возможных гостей. Сон не шел, а мысли роились в голове хуже осиного улея.
Для него было непонятно поведение этой особы. Ее словно раздражал не только весь его вид, но и факт его сущестования. Конечно, между ними произошла неприятная история с тем злосчастным голубем, но они разошлись полюбовно, и Пересмешник с уверенностью мог сказать, что не испытывает к резкой одиночке таких чувств как злоба и раздражение. Более того, подобная реакция кошки проводила его в недоумение: "Как? Я? Почему?" и непонятную растерянность. Нет, она, конечно, та еще дамочка: заносчива, горда, самолюбива... как и он сам, впрочем. Нашла коса на камень, черт его дери! А теперь они еще и невольные союзники. Он терпеливый, само собой, самодостаточный кот. в конце концов, и даже может позволить кошечке выпустить коготки, если она сама того пожелает, но все имеет свои разумные границы. Иногда, конечно, в его мыслях пробегали нотки раздражения: "Да как она смеет?" или "Да что б я, слушал ее, какую-то кошку!", но он быстро давил их.
"Спокойно, парень. Спокойно. Погоди, сцепитесь еще по крупному".
Сам он испытавал к одиночке неясные чувства: вроде как и уважение, а вроде как и негодование, а может, и еще что-то... Хотелось ее немного проучить, поставить на место, но пока, решил для себя он, железо недостаточно горячо.
Он закрыл глаза и не открывал их до рассвета, слушая тишину вокруг себя.
Первым делом, Пересмешник услышал, как рядом с ним кто-то тихо поносит его душу по чем зря, и по знакомому ворчанию осознал, что эта вновь давняя знакомая. "Нас будто приклеили друг к другу, берсук его дери", - недовольно подумал он, не открывая глаз. Где-то снаружи начинали тянуть трели ранние птицы, и кот понял, что начало светать. Подождав, пока ругающаяся кошка выберется наружу, он сладко потянулся и сел. Ему было любопытно, куда изволила удалится сия царственная особа, но благоразумно решил, что это не совсем важно для его жизнедеятельности. Сладко зевнув, он подобрал под себя лапы, чуть поменяв позу, и, негроко мурлыкая, прикрыл глаза: день, все-таки, начинался неплохо. Ведь этой кошке досадить он смог даже не умышленно... хотя не очень-то и хотелось.